Судьба человека: «Девчата, война кончилась! Война кончилась!!!»

Этот радостный возглас в предутренней тишине 9 мая услышали ткачихи от вахтёрши на проходной Тейковского хлопчатобумажного комбината, куда пришли на смену. Никогда не забудет эту сцену Нина Петровна Мальцева, с которой мы встретились в эти дни.

Казалось бы, о Великой Отечественной войне написано немало книг, статей, создано кинофильмов… И могут ли чьи-то новые воспоминания как-то повлиять на жизнеописание того трагичного времени? Некоторые скажут: пожалуй, что нет…
Но… Говорят: «Война не закончена, пока не захоронен последний погибший солдат». И ещё, когда встречаешься с ветеранами, понимаешь, что пока они живы, ещё есть возможность добавить к общей истории личные факты судеб ветеранов — наших современников, как пережили каждый из них тяжёлое лихолетье.
Кто-то скажет: а нужны ли эти воспоминания? Зачем бередить души ветеранов? Как воспринимает это молодёжь? Может, как нечто далёкое и малопонятное? Нет.
«Какого человека по праву можно назвать героем?» — так была обозначена одна из тем для нынешних предварительных итоговых сочинений в школе. Из 25 выпускников лицея 18 юношей и девушек выбрали именно её! Это подтверждает то, что тема войны и героизма, патриотизма и национальной гордости близка нашей сегодняшней молодёжи.
Может быть, кому-то из молодых читателей будут интересны воспоминания нашей новой знакомой — Нины Петровны Мальцевой. Моя собеседница памятлива и словоохотлива. Каждый раз, слушая таких красноречивых рассказчиков, я представляю образы, сюжеты, декорации, как в захватывающем кинофильме.
…Крепкий, энергичный мужчина, ловко перепрыгнув через жерди забора возле чьего-то картофельника на окраине деревни, не оглядываясь, не прощаясь, не поцеловав, не прижав к груди провожавшую его ребятню, пошагал в свой последний путь… На войну, с которой уже не вернулся.
Жена проводила мужа ещё недалеко, а дети смотрели вслед, как тятька шёл по тропинке, спустился к речке и ушёл навсегда.
Наверное, позже, когда Пётр Лобов был уже на фронте, закурив папиросу, он вспоминал о своей супруге, о ребятне, что не приголубил, об озорнице тринадцатилетней Нинушке, двухмесячном сыне, да о других сорванцах мал мала меньше, что оставил дома. Кто их теперь кормить-то будет?
Этот июньский день был особенным в деревне Калягинцы Носковского сельсовета Пыщугского района Вологодской области. Моя собеседница Нина Петровна рассказывает:
— В нашей деревне в июне, после Троицы, справляют обычно праздник Петрово говенье, а попросту его звали Первое воскресенье. Такой обычай был. И в том сорок первом году тоже всё было празднично. Деревня-то небольшая была, а народу на улицы вышло — пройти негде. Ну… просто зачерепено. Как это? Ну, как ковшом зачерпано. Но… праздник этот оказался последним в мирное время.
Неожиданно приехал секретарь Калиновского сельсовета Санко Мочало, так его звали. Он и сообщил, что война началась, да привёз повестки на фронт некоторым мужикам. Ну и увезли их…
Тятеньку тоже призвали, только чуть позже, 28 июня, а 25 августа пришло от него последнее письмо. Всё… больше ничего не было. Только после войны получили извещение, что пропал без вести…
Как жить стали? До войны нас детей было четверо, правда, младший Колюха умер двух месяцев. Хозяйство большое, только огород был 50 соток, всё надо было посадить. А кто делать будет? Дедушка пожил до декабря 1941 года, ему 99 лет к тому времени исполнилось. Бабушка вперёд его умерла.
В первый год войны сестру Антонину, что моложе меня, она с 1929 года, в Норильск увезли на фабрику. А ребёнку 12 лет! Чего повезли? Скажи на милость… Там ведь работать надо.
А мы в деревне остались. Мама, я, сёстры Маруська и Ольга всю зиму работали. Тятька-то у нас председателем колхоза был, хозяйство местное хорошее было. Имелась конная молотилка для обмолота зерна, большая-пребольшая. Главным механизмом был вращающийся барабан, который приводился в движение лошадьми. На барабан отпускали снопы, из которых вымолачивалось зерно. Семь лошадей быстро вращали барабан, и все работники должны были успевать снопы подкидывать, чтобы не прервать работу. Пыль кругом была непроглядная. В других бригадах не было молотилок, все к нам снопы возили.
Так всю зиму мы в пургу и в мороз выходили на эту работу. Помню, холодно было, мёрзли, а греться-то надо. Подростков много, разыгрались, а старший кричит: «По коням!» Не слушаем. Он взял сноп, да давай нас хлестать. Мы и побежали, работать надо, кони-то остановились ведь… И бабы встали. А то сказать, ведь и отдохнуть надо было… Каждый день молотьба начиналась с раннего утра и продолжалась до наступления сумерек.
Весной посевная началась. Пахать ещё мы молоды были, а боронить всё равно ездили. Лето было мокрое, осенью жали руками, а так-то до войны жнейка была у нас да косилка. Все в деревне работали от мала до велика…
В 1944 году мы завербовались на текстильную мануфактуру в Тейково. Из нашей деревни поехали я да местные девушки Надька с Тайкой. Директором предприятия тогда был Кабанов. Там был целый комплекс прядильный по выпуску льняных и ситцевых тканей. (Во время Великой Отечественной войны текстильщики Ивановской области изготовили для фронтовых нужд более трёх миллиардов метров тканей, причём каждый шестой был из Тейкова, — авт.). Когда устроились на фабрику, нас на шесть месяцев определили в ФЗУ учиться на ткачих, но мы одновременно и работали. Неплохо в училище было по тому времени: кормили, обували, одевали. Потом нас выпустили на собственное самообеспечение, стали в цехах работать и зарплату получать. Новеньких поставили на самые плохие станки. Я обслуживала четыре, а то и шесть. Только успевали ремонтировать… Простоишь, а что получать? Кто нас кормить-то будет? Хорошо, что директор организовал трёхразовое питание. Хоть и за деньги, но три раза: утром, середняя (так обед называли) и вечером. Утром — 200 грамм хлеба и сахарина. Потом 200 г хлеба и 200 г каши кукурузной, и вечером та же каша. Работали мы за деньги и получали хорошо: 300 руб. — в аванс да 700 руб. — в получку. Я ведь на 150% план выполняла.
Но… Потянуло обратно в деревню. А что там делать было? По-прежнему трудодни да по 200 грамм хлеба. Мне ещё 18 лет не было. Поставили на такую работу — коней кормить, 8 лошадей да бык. Мужиков не было. С войны пришёл сперва один без ноги, потом Мишка да Пашка, ребята местные, потом папин брат.
С конями тяжело было — накорми, напои, уследи, чтобы не убежали. Бывало, Лысанько да Дунька ушли на пару, да и скрылись. Неделю искала вместе со школьниками. А случись чего… посадили бы. На пять лет без суда и следствия.
Председатель больно коварен был. Сколько он народу в тюрьму пересадил… не за што, не про што! Без суда и следствия «чёрный ворон» увёз Федорку, Мишаньку Барановых, Иванку Татаринова да Лёву Кокоулина. Да много кого…
Слушала я и поражалась: какой особенной, подчас, трагичной была судьба этой женщины, сколько рассказанных эпизодов достойны отдельных публикаций…
Расскажем коротко. Судьбу свою она связала с Фёдором Мальцевым, с которым прожили долгие годы, переехав в Мантурово. Здесь родились двое детей, выросли достойными людьми — сын Александр и дочь Татьяна.
Где работала? На пекарне, куда устроилась Нина Петровна, узнали, что она умеет и запрягать, и ездить. Так ей нашли работу: три года на лошади хлеб возила на телеге. А потом на фанерном комбинате проработала долгие годы. И тоже на одном из самых трудных участков — в лесоцехе, где, по-моему, каждой работнице надо бы медали давать за труд невыносимый. Но и моя знакомая наградами не обделена: за годы войны награждена четырьмя медалями.
Что же самой Нине Петровне из судьбы её тяжкой и насыщенной событиями помнится больше всего, что тревожит её душу?
— Не выкинуть из памяти, как война закончилась… На мануфактуре было три смены: первая — с утра, потом вторая — «доработка», так меж собой звали, а с трёх ночи смену называли — «заработка». Так вот пошли мы 9 мая на «заработку». Идём и сакаем: «А что это у нас фабрика-то стоит, никакого стуку нету?» Заходим на проходную, а охранник — женщина — сообщила, что война кончилась.
Кому радость, а кому тоска смертная… Мы-то молодые девушки были, нам чего? А у баб-то у кого недавно, а у кого и вчера похоронки пришли. Все рявкают…
В тот день нам устроили праздничный выходной. В ларьке разрешили продать по карточкам, у кого были, по килограмму печенья. То печенье и до сих пор помню. И как сейчас вижу женщину-вахтёршу, которая в душевном порыве, подняв над головой руки, радостно воскликнула: «Девч-а-та, война кончилась! Война кончилась!!!»