Память сильнее времени: Я хочу признаться тебе в любви, дед

Воспоминания о Виталии Петровиче Тихомирове, моём деде, солдате Великой Отечественной…

Год 1972. Мне 10 лет. Я хожу по развалинам крепости и крепко держусь за руку моего любимого деда — Виталия Петровича Тихомирова. Мы с ним под Ленинградом (ныне Санкт-Петербург), на местах боевых действий Великой Отечественной, в которых он принимал участие.
Название крепости ушло в небытие в моём сознании… Через такое большое расстояние во времени (47 лет) я не могу вспомнить дословно наше с ним тогда общение. А может, не могу потому, что дедуля больше молчал. Это я сейчас понимаю, что в его памяти всплывали события, связанные с этим местом. Помню, он, входя в крепость, снял свою шляпу. Я тогда искренне удивилась.
А ещё на входе нас встретил молодой человек, который предложил провести нас по крепости, но, взглянув на лицо деда, махнул рукой и сказал: «Проходите». И не пошёл с нами. Я ещё спросила: «А почему?» На что мой Виталий Петрович ответил: «А не надо, внуча, он не может знать того, что знаю я».
Крепость казалась мне тогда такой большущей, но совсем не страшной, так как на некоторых развалинах росли небольшие деревца и трава.
В некоторых местах дед стоял дольше обычного и ещё крепче сжимал мою руку. Его молчание было каким-то особенным. Я тогда это чувствовала, но своим детским умом не понимала, почему черты лица его становились резче. А в одном месте дедуля опустил мою руку и стал вытирать слёзы с лица… Слёзы?! Дед плакал?! Мой крепкий, сильный, суровый (но не ко мне!) дед, которого побаивалась бабушка (так казалось мне в детстве), к которому относились уважительно дети и приходящие к ним соседи, — плакал?!
Любимый мой Виталий Петрович, я сейчас понимаю, что это были самые настоящие слёзы, и осознаю цену твоим слезам. Разреши мне сейчас, с высоты собственного жизненного опыта и определённого багажа исторических знаний, домыслить причину этих слёз. Здесь наверняка погиб кто-то из твоих однополчан. Возможно, ты считал, что на их месте должен был оказаться ты, так как они были намного тебя моложе — не повидавшие ещё жизни… А тебе, участнику не первой уже войны, и смерть была не страшна. Тем более, смерть за Родину…

Помнишь, дед, как ты, строго наказав мне стоять на месте, пошёл в проход в полуразвалившейся стене, хотя там была надпись, запрещающая входить? Мне тогда было страшно за тебя: ведь там опасно! Но по-настоящему опасно было там тогда, когда эту крепость ты защищал от наседавших фашистов… Сколько ты пробыл в том проходе по времени? Мне казалось — вечность. Почему нарушил запрет? И снова из нынешнего времени я могу только домыслить, что вот именно там, куда ты пошёл, находился тот клочок земли, который, если его защитишь, то и семья твоя в далёкой Костромской (на тот момент Горьковской) области будет в безопасности…
Мы были в той крепости весь день. И только к вечеру электричкой вернулись в квартиру родственника — дяди Васи. Там, уже засыпая, слышала я, как вы обсуждали с гостеприимным хозяином завтрашнюю совместную поездку на Невскую Дубровку. Вы говорили о войне, вернее, вспоминали её. Говорили, что обязаны кому-то там, на Невской, и надо поклониться им, иначе ребята обидятся. Какие ребята, я так и не дослушала, уснув. И уже сквозь сон до меня доносились отрывки военных песен, которые вы пели. Одну из них я до сих пор слышу, дед, в твоём исполнении: «Бьётся в тесной печурке огонь, на поленьях смола, как слеза. И поёт мне в землянке гармонь про улыбку твою и глаза»…
Мы ездили тогда на места боёв на Невской Дубровке. В моей памяти стёрлись воспоминания, связанные с этим местом. И кто из них — дед или дядя Вася — воевал здесь, я тоже не помню.
Да впрочем, теперь уж не так и важно, кто воевал. Главное, ты остался, дед, в моей памяти примером настоящего солдата. Спасибо тебе, мой Виталий Петрович! Низкий тебе поклон!

Сейчас, с годами, всё больше и больше думается о вас… О родных, ушедших в вечность. Как жалко, что мы в своё время не писали о вас рефератов, не записывали ваших воспоминаний о военном времени. Как-то это было и не принято. Мы приглашали участников войны на пионерские сборы, комсомольские собрания, слушали, говорили с ними, ходили помогать ветеранам и вдовам. Это да. А вот дома расспросить своих родных, сохранить их рассказы — нет, не догадались…
И теперь, к великому моему стыду, своим детям и внукам я могу очень мало рассказать. Только то, что — да, их предки стояли на защите нашей Родины. И показать фото моего деда Виталия Петровича Тихомирова. Моего отца Анатолия Ивановича Дойкова, ушедшего на войну из Архангельской области. Моей мамы Марии Витальевны Дойковой (Тихомировой), показать несколько её юбилейных медалей за труд во время войны. Она в составе железнодорожного отряда дошла до Германии. Отряд восстанавливал пути за нашими войсками. В память об этом у меня хранится мамина швейная машинка фирмы «Зингер», которую она привезла оттуда… А один из моих дядьёв, по словам бабушки, пронёс фашисткие штандарты по Красной площади в победный день, чтобы бросить их к подножию Мавзолея. Возможно, это был мой дядя, Алексей Витальевич Тихомиров, кавалер ордена Славы III степени. Вот так… Вся информация в одном абзаце.

Уже позже некоторые сведения о боевом прошлом моего деда я смогла почерпнуть в Книге Памяти, где на одной из страниц есть запись: «Тихомиров Виталий Петрович, 1899 г.р. из п. Н. Шолешка Шолешского с/с. Демобилизован 07.08.45. Служил в 1122 и 202 СП (01.42-10.43)». Точнее, в книге содержатся даже две записи о Виталии Петровиче Тихомирове. Оба места жительства подходят ему: из одного он уходил на фронт, в другом жил после войны. Я думаю, что обе они о моём деде, просто сбор информации происходил из разных источников и есть ошибка в дате рождения. Никогда я не слышала ни от родни, ни от земляков, что у деда был земляк — полный тёзка и однофамилец. И получается, что на деда в далёком 1942 году приходила ошибочная похоронка?..
Почему же дед, хотя в 1941 году он уже был не призывного возраста, оказался на фронте? Этот факт объясняет выдержка из предисловия к книге «Они сражались за Родину», написанного С.Н. Тороповым: «В первые дни войны в военкомат, в райкомы ВКП(б) и ВЛКСМ стали поступать заявления мантуровцев с просьбами о зачислении их добровольцами в ряды действующей Красной Армии». Возможно также, что руководство страны, оценив тяжелейшую обстановку в начале войны, издало указ о призыве людей старшего поколения.
Факт того, что дед точно воевал под Ленинградом, мне помогла установить специалист музея М.Е. Киселёва. Она, работая с информацией сайта «Подвиг народа», нашла упоминание о нём. Думаю, что и там содержится далеко не вся информация, так как награды отражаются только за 1944 год. Но я узнала, что дед был миномётчиком, бывал в разведке и четыре раза был ранен, при этом оставался в строю до начала апреля 1945 года.

Полную версию материала читайте на стр. «Авангарда»