Память сильнее времени:С.П. ПИСКАРЕВА: «Вернуть бы все назад — не страшно, снова бы в цех пошла!»

С момента окончания войны прошло 75 лет — целая жизнь. О ветеранах, участниках главных битв, мы вспоминаем каждый год. Старательно храним память: восстанавливаем документы, читаем письма… Не менее важны для нас и дети войны — люди, отрочество и юность которых пришлись на сороковые-пятидесятые. Именно им досталась очень сложная задача — восстанавливать разрушенную страну, поднимать промышленность.
«Авангард» побеседовал о военных и послевоенных годах с замечательной женщиной, проработавшей всю жизнь на Мантуровском фанерном комбинате — Софьей Павловной ПИСКАРЁВОЙ. Отличной Софья Павловна оказалась рассказчицей — всего в одну публикацию не уместишь, но уж основное попробуем: драгоценны эти воспоминания, столько в этих историях и горького, и радостного!

МОИ УНИВЕРСИТЕТЫ

На фанерный я пришла работать в 51 году, было мне тогда 16 лет. Семь классов закончила без троек, могла бы куда-то поступить и учиться, но семья была очень большая. Жили трудно: семеро детей — шутка ли! Папа сказал: «Дочь, надо работать». Отец у меня всю жизнь работал на бирже сырья, а потом на сплаве, он меня и привёл на завод. Сначала меня отправили кусочки сортировать. Был у нас такой завпроизводством — Кричевский, он себе подбирал на сортировку девчонок шустрых, бойких. И меня отобрал. Полгода мы учились, потом начали работать. И четыре года проработала. С мужем познакомилась там же, на заводе вместе были. Лущильные станки повыше, наши пониже, так вот он в меня всё берестой кидал. Долго за мной ухаживал.
В 55-м вышла замуж. Тогда как раз построили другой большой фанерный комбинат, в Перми, отец мой поехал туда работать, меня с собой позвал. Мужа моего на тот момент призвали в армию, и я поехала за родителями, устроилась тоже на сортировку шпона. С мужем договорились так: он отслужит, вернётся, поедем обратно домой, в Мантурово.

А ДОМА ЛУЧШЕ

Пермь мне не понравилась. Только приехали, я на город посмотрела: серый, домишки маленькие, пальцем провела по стенке, помню — пепел! Нет уж, решила, я тут не останусь. Хотя завод был хороший, даже очень, и работать мне нравилось. Но как только муж отслужил, вернулись. Нам ведь и квартиру в Перми давали с удобствами, но не остались всё равно. Приехали, жили на съёмной квартире, но зато уж дома.
После, когда случалось по разным городам ездить по работе, тоже не раз предлагали остаться, возможность была, но — нет. На фанерный после Перми вернулась уже на новое место: в обрезной.

ПАПА И МАМА

Папа у меня фронтовик. До Берлина дошёл! У него два ордена Красной Звезды, два ордена Великой Отечественной. Призвали его в 39, служил в действительной в Ленинграде — в морской береговой пехоте. И когда блокада началась, он был там. Рассказывали: когда немцы к Ленинграду подступали, какое-то время моряки ещё сдерживали. Гнали их, а потом фашисты стали окружать. Из окружения вышли к Финскому заливу — дальше непонятно было, куда двигаться. Папа рассказывал: «Ну, вода, на глаз метров шестьдесят, кто прыгает — только буль-буль и всё. В отряде были деревенские мужики, те поопытнее, разделись, кальсоны одни оставили, завязали их, чтобы не надувались, и поплыли. Главное — надо было выбраться и винтовки сберечь». Так вот из двадцати человек выплыли, выбрались только шестеро, отец мой в их числе.
Через топкое место вышли к своим, ну, там какое-то время их изучали, проверяли, и вот после этого папка уже попал в разведку. Всю войну воевал, до реки Шпрей дошёл. У меня внучка собирала данные потом по всем его наградам, мне привозила, рассказывала — что, за что… Всего не упомню, но отчётливо помню одну историю: был взорван мост, и младший сержант Иванов трижды нырял в ледяную воду под перекрёстным огнём. Поправляли опору моста, чтобы обеспечить проход танкам. Вот какой у меня папка был!
Мама его с войны не ждала, не верила. Говорила: «Не вернуться ему, отчаянный! В огонь и в воду. Не вернётся, убьют». Ей-то самой как жилось, можете представить, ведь дети! Мамка неграмотная была. Вот, помню, нас всех спать положит, кого на печку, кого на полатки. А сама сядет и выводит: «П, А, — Паша…» Так вот писала отцу письмо — по слогам.

КАК НАЧАЛАСЬ ВОЙНА

У нас от Фатьянова старая дорога шла под низ, к Вотгати. Так вот там не с километр ли — каменка. И я помню, как проснулась ночью однажды. Подводы шли со всех деревень — собирали, отправляли солдат на фронт. Такой был скрежет по каменке, стук — телеги-то тогда железом обивали! До сих пор шум этот в ушах стоит. В память врезался. Проснулась я, значит, смотрю — мамки дома нет, открыла окно, смотрю: она на канаве стоит и машет рукой кому-то. Я на улицу вышла, а там народу! Лошади, люди, все кричат, и вот скрежет этот. Схватилась за мамкину юбку. Кричала-то мама соседке тёте Нине, она мужа своего провожала: мол, ты скажи Ване, может, Пашку увидит! (Это папку то есть). Да… дядя Ваня, кстати, тоже жив остался, пришёл, здесь уж умер.

(Полную версию материала читайте на страницах «Авангарда»)